Андре Бьёрке - Паршивая овца [Мертвецы выходят на берег.Министр и смерть. Паршивая овца]
— Там пираньи. — Я указал на соседний бассейн.
— Пираньи?
— Южноамериканские хищные рыбы, опасны для человека. Если бы их было достаточно много, то они сожрали бы твое вещественное доказательство в течение нескольких минут, во всяком случае его голову.
Мюус осмотрелся.
— Эй! Кто-нибудь! Покажите-ка этому нашему знатоку рыб ближайшую камеру и держите его там, пока он мне не понадобится.
Его помощник полицейский Педер Исаксен, похожий на кролика-альбиноса с рыжими волосами, явился как из шляпы фокусника. Он схватил меня за руку, явно рассчитывая переломить ее на две части, если я тут же по собственной воле не последую за ним.
Мы дошли до укромного угла и там замерли, как сиамские близнецы, которые переговорили уже обо всем на свете.
Я осмотрелся. Представшая передо мной картина убивала всякие иллюзии. Это все равно что смотреть на сцену из-за кулис. С верхней площадки, где мы сейчас стояли, таинственные бассейны представали ничем иным, как большими открытыми лоханями, на поверхности которых столь тесно расположились разные приборы, что разглядеть рыб было не так-то и легко. Во все стороны расползались трубы вентиляции и водоснабжения. Все приборы были снабжены двойными предохранителями. В больших коричневых бумажных мешках стоял корм для различных видов рыб. Я попробовал догадаться, что именно они дают пираньям. Может, первый воскресный гость всегда заводился в служебные помещения и его просто по недоразумению не отправили сегодня на завтрак пираньям?
Во всяком случае, сейчас уже пираньям ничего не достанется. Полиция работала очень эффективно. Хенрика Бернера вытащили из бассейна и положили на черное пластиковое полотнище. Тело сфотографировали, произвели короткий врачебный осмотр (пульс — сердце — реакция зрачков), затем завернули в черный пластик, обмотали веревками и на носилках вынесли из помещения.
Внезапно, пока я смотрел на все это, мне в голову пришла мысль, что происходящее в какой-то степени закономерно. Как многие миллионы лет тому назад из Мирового океана на сушу вышли первые животные, так и сейчас, правда не по собственной воле, Хенрик Бернер попытался вернуться обратно в море. Из воды мы пришли, в воду и уйдем. И поскольку Хенрик был современным человеком, то и выбрал он своего рода суррогат воды в виде бассейна, в котором едва бы набрался кубометр воды.
Педер Исаксен не отходил от меня ни на шаг. Я сказал:
— Может, ты предпочитаешь посмотреть на работу своих коллег? Я смогу побыть здесь и один.
— Заткнись, Веум. Считай, что находишься под арестом.
— Да что ты говоришь? — Я вздохнул. — В таком случае можешь считать себя звездой первых страниц завтрашних газет. И на фотографиях ты вряд ли будешь увенчан лавровым венком.
Эксперты уже сняли отпечатки пальцев со стекла бассейна, в котором нашли Хенрика Бернера. Другие фотографировали отпечатки на полу. Исследовался буквально каждый миллиметр поверхности.
В противоположном углу комнаты Данкерт Мюус допрашивал рабочего средних лет в серо-синем комбинезоне. Стоящий рядом полицейский в куртке и джинсах что-то быстро записывал.
Я чувствовал себя восковой куклой в комнате ужасов. Но успокаивал себя тем, что Педер Исаксен должен был выглядеть еще ужаснее.
Пока у меня было время, я решил все обдумать.
Я пришел в Аквариум не первым. Думаю, что Хенрик Бернер пришел до меня — вряд ли он стал бы ночевать тут.
После того, как я увидел его, или, вернее, его голову, я выбежал в вестибюль. И по дороге к воротам успел крикнуть встревоженному отцу, чтобы он ни в коем случае не вел свою дочь в нижний этаж. Но как истинный норвежец, он мгновенно ринулся именно туда, таща за собой опешившую девочку.
Кассирша с недоверием уставилась на меня, как будто я был одним из пингвинов, пришедших к ней с жалобой.
Я спросил, нет ли на территории Аквариума других туристов, кроме нас четверых.
— Есть, — ответила она. — Еще один мужчина средних лет. Турист с Оркнейских островов, который решился приехать в Берген в ноябре, несмотря на самое неподходящее время года.
Я попросил кассиршу позвонить в полицию и не пускать никого больше из туристов на территорию Аквариума до приезда полиции. Она так серьезно восприняла мои указания, что, как я узнал позже, самому Данкерту Мюусу пришлось целую минуту доказывать ей, что он из полиции, прежде чем его пропустили. Это происшествие не прибавило ему хорошего настроения, которое еще больше испортилось, когда он увидел, кто обнаружил труп.
После разговора с билетершей я осмотрел все возможные пути бегства преступника — их было три, и я уже опоздал. Тогда я обежал здание Аквариума и обнаружил, что служебный выход ведет прямо в Норднес-парк. Ворота были закрыты на весьма солидный по виду замок, но он был настолько примитивен, что открыть его не составляло труда. Что и было сделано.
Наконец Мюус закончил с рабочим в комбинезоне. Его взгляд остановился на мне, и он подошел с улыбкой зубастого кита-касатки.
Он так близко стоял ко мне, что я возблагодарил Бога, что он не принадлежит к людям, которые обожают чеснок. Старый сыр — сорт, который выдерживается до коричневого цвета, — больше был в его стиле. Я отступил назад и — уперся спиной в стену.
— Веум, Веум, — сказал он и покачал головой. Я чувствовал себя сродни Каину и Бруту. И тут же со столь свойственной ему внезапной переменой настроения заорал: — Что это за дела такие? — Если бы на голове не было шляпы, он наверняка вцепился бы себе в волосы. — Разве я не предупреждал тебя — не далее как вчера вечером? Разве я недостаточно ясно выразился? Что за черт, Веум?
— Во всяком случае, Мюус, я не совал труп в бассейн! Я просто был здесь. Кто-то… — Я кивнул в сторону пустого бассейна. — Кто-то позвонил мне — вчера вечером — и попросил встретиться с ним здесь. Он ничего не захотел сообщить мне заранее.
— Кто-то? — язвительно переспросил Мюус. — И ты тут же прискакал на встречу, хотя он ничего и не захотел сообщить тебе? И тут же нашел труп? Милый Веум, спец по трупам? Пошел ты к черту, Веум! К черту!
— С этим набором ругательств тебе бы подошло работать выпускающим редактором в центральной газете, — пробормотал я. — Его звали Хенрик, как он сказал. Хенрик Бернер.
— Это мы знаем, у него был с собой паспорт. И билет в Аквариум. Что еще ты хотел бы услышать? — Он зло уставился на меня.
Мы стояли и смотрели друг на друга.
— Ты никогда, конечно, не видел этого Бернера? — Мюус откашлялся.
— Буквально одну минуту.
— Буквально одну минуту? Что ты имеешь в виду?
— Я рассказал тебе о парне в сгоревшем доме. Том, что, казалось, видел призрак собственной смерти. Который лежал на руках у Сирен Сэвог. Это был он.
— Так это был он? — Мюус уже не скрывал своего сарказма. — На руках у Сирен Сэвог? — Затем последовал новый взрыв. — И ты оказался здесь совершенно случайно? Он ничего не захотел сообщить тебе заранее?
— Я понятия не имел, как его зовут! Я увидел его только здесь.
— О’кей, о’кей. Что еще ты можешь сообщить? Ты пришел сюда в назначенное время — и что дальше?
— Здесь не было ни одного человека. Я прошел в подвальный этаж. Слышал шаги.
— Шаги?
— Наверняка, его собственное эхо, — внезапно заявил Педер Исаксен.
Мюус и я уставились на него, как будто только сейчас обнаружили, что он здесь.
— А почему, черт возьми, ты все еще стоишь здесь? — отреагировал Мюус. — Пойди займись чем-нибудь полезным.
— Я не смог бы сказать лучше, — заметил я.
— И ты заткнись, — тут же обернулся ко мне Мюус.
— Я не произнес ни слова.
Педер Исаксен с нежностью и теплотой посмотрел на нас обоих, сделал маленькое балетное па коленками и затанцевал к своим коллегам. Прекрасный сольный танец, который мог бы произвести настоящий фурор на рождественском балу в младшей группе детского сада.
Данкерт Мюус ткнул своим знаменитым указательным пальцем мне в грудь, точно в то место, где все еще осталась вмятина десятилетней давности от прошлого раза. Злые языки утверждали, что этот палец был самым веским аргументом при добывании свидетельских показаний. Он пробуравливал мне грудь и так близко придвинулся ко мне, что я тут же почувствовал запах старого сыра и всех остальных столь же приятных компонентов его завтрака.
— Веум, я был занят расследованием поджога и покушения, корни которого уходили в среду наркоманов. Теперь я расследую убийство. Я хочу, чтобы ты держался от этих дел как можно дальше. Понял? С сегодняшнего дня я запрещаю — повторяю: запрещаю — тебе заниматься поисками фрёкен Сэвог где бы то ни было в пределах нашей Солнечной системы. Ясно?
— Может, тогда в галактике?
— Ясно? — повторил он, еще сильнее надавив мне на грудь.
— А что, если она сама придет ко мне?
